Японский фильм "Каков отец, таков и сын" о причудливой семейной драме даёт возможность задуматься над евангельским вопросом "Кто мой ближний?". И даже ответить на него.
Как уже говорилось в материале, посвящённом фильму «Сумеречный самурай», равнодушие Японии к христианству выглядит обоснованной с исторической точки зрения, но духовной несправедливостью. Ещё одним свидетельством способности японцев улавливать тончайшие христианские смыслы служит картина Хирокадзу Корээды «Каков отец, таков и сын» (2013).
Главный герой фильма, выходец из небогатой семьи, добился всего сам. Он важный сотрудник крупного архитекторского бюро, обеспеченный человек, жена умница и красавица, сын только что прошёл собеседование в престижную частную школу.
Но всё благополучие испаряется, когда герой узнаёт, что шесть лет назад его настоящий ребёнок был подменён в роддоме. Все эти годы протагонист воспитывал чужого сына, тогда как его «плоть и кровь» росла в многодетной семье бедного лавочника. Теперь нужно что-то делать. Или ничего не делать?..
Если бы в нашем подлунном мире была справедливость, то по итогам 2013 года Хирокадзу Корээда получил бы за фильм «Каков отец, таков и сын» все возможные кинопремии и награды мира в номинации «Лучший сценарий».
Цель всей мировой драматургии — разбудить в человеке вопросы о смысле жизни и своём месте в ней. «Каков отец, таков и сын» добивается этого уже к пятнадцатой минуте. Когда главный герой узнаёт о подмене, в его взгляде на ребёнка, которого он считал родным, мы видим нечто новое, не имеющее ни определения, ни описания.
И дело не только в задаче, неразрешимость которой очевидна, стоит лишь примерить ситуацию на себя. Что делать? Жить как ни в чём не бывало? Обменяться детьми и выбросить из жизни того, кому отдал часть души, попытавшись сродниться с незнакомым ребёнком?
Ценность фильма Хирокадзу Корээды ещё и в том, что он затрагивает две важнейшие христианские темы, ветхозаветную и новозаветную.
Не только фольклор говорит о важности кровного родства — «кровь не водица». Ветхий Завет отводит человеческой крови важнейшую роль. Это не просто биологическая жидкость, а мистическая субстанция, обеспечивающая связь не только между людьми, но и человека с Богом.
Пролитая Каином кровь Авеля вопияла к Богу от земли (Быт., 4:10). Господь запрещает проливать кровь Своего главного творения и называет причину: «ибо человек создан по образу Божию» (Быт. 9:6). Именно кровь называется вместилищем души (Лев., 17:14). Подобных примеров в Ветхом Завете множество.
Неслучайно ветхозаветная религия в основе своей имеет кровное родство: Древний Израиль — это сообщество родственников, ожидающих обещанного Богом спасения.
Новый Завет — это не отмена, но наполнение другим смыслом прежних норм и понятий. Там, где для ветхозаветного сознания главное в кровной близости, Спаситель выдвигает на первый план другой вопрос: «Кто мой ближний?»
Именно об этом спрашивает Христа законник, когда Сын Божий предписывает для наследования вечной жизни возлюбить Бога и ближнего (Лк., 10:25-29). Следует притча о милосердном самарянине, спасшем иудея — не просто не своего родственника, а врага (Лк., 10:30-37). Акцент Ветхого Завета на кровном родстве смещается в сторону родства духовного, обусловленного любовью.
Персонажи фильма не могут просто закрыть глаза на очевидный факт — этот ребёнок наш биологический сын, а вот этот с точки зрения родства совершенно посторонний человек. Но этому «постороннему» мы годами отдавали свою душу, заботясь о нём, любя его и проявляя тем самым лучшие свои черты и качества. Он стал самым близким человеком, тем самым «ближним», которого возлюбили как самих себя.
Так что кровь действительно не водица — но божественный закон любви, данный нам Христом, выше и важнее родственных уз.
Тем удивительнее, что в злободневную художественную форму эту христианскую истину облекли японцы — представители традиционной социальной системы, в которой кровь, принадлежность к семье означают всё или почти всё.
Воистину — «Дух дышит, где хочет» (Ин., 3:8).